К. БЛАНК

К. БЛАНК

(1728-1793)

Карл Иванович Бланк — зодчий во втором поколении. Предки Бланков — французские гугеноты — бежали от религиозных преследований в Германию. Родоначальник их русской ветви Яков был приглашен Петром I из Саксонии на Олонецкий завод, где служил “молотовым мастером” — выковывал стальные брусы. Сын его Иван (Иоганн) Яковлевич уже настолько обрусел, что начал свою службу с должности переводчика при архитекторах Н. Гербеле и И. Маттарнови, прибывших в Россию из Саксонии. Одновременно он обучался у них архитектуре и со второй половины 1730-х годов стал довольно известным петербургским архитектором. И. Я. Бланк был близок к выдающемуся градостроителю П. М. Еропкину, который вместе с Артемием Волынским пытался бороться против засилия иностранцев в послепетровской России. Волынский и Еропкин пали жертвами в этой борьбе и были казнены. И. Я. Бланку уготовили меньшую кару —его приговорили к битью кнутом “нещадно” и к ссылке в Сибирь навечно. Двенадцатилетний сын Ивана Карл, две его сестры и мать были отправлены вместе с отцом под конвоем в далекий и тяжкий путь, полный горестей и лишений, от которых где-то под Казанью скончалась мать несчастных детей. Более четырех месяцев продолжался скорбный путь. Только в ноябре 1740 г. они прибыли в Тобольск, и конвойный сержант, сопровождаемый тремя солдатами, сдал под расписку в Сибирскую губернскую канцелярию ссыльного и его детей.

В том же ноябре в Петербурге произошел дворцовый переворот, свергнувший Бирона с поста регента. Одним из результатов атого переворота было решение вернуть Бланка с семьей из ссылки, но не в Петербург, а в Москву. Так юный Карл вместе с отцом оказался в Москве. В Тобольске, где Бланки пробыли шесть месяцев, Карл познакомился и подружился со своим сверстником Александром Ко-кориновым, вместе с которым занимался архитектурой у отца. Затем они все вместе отправились в Москву, где Иван Яковлевич получил под свое начало архитектурную команду, а ребята продолжали учиться у него. Кокоринов, впрочем, вскоре поступил на государственную службу, а Карл продолжал заниматься у отца. После его смерти он стал учеником команды И. К. Коробова, ведавшей “городовым строением”, т. е. стенами и башнями Кремля, Китай-города и Белого города, а также всеми казенными зданиями и сооружениями, кроме дворцов и церквей.

После смерти Коробова команду возглавил заархитектор В. Обухов. В сентябре 1748 г. он вместе с известными зодчими А. П. Евла-шевым и И. Я. Шумахером устроил экзамен ученикам — К. Бланку и А. Кокоринову, “которые подлежащие принципы архитектуры обучали и при казенных работах на практиках всегда бывают неотменно и себя держат порядочно и по экзаминации в теории и практике по заданным им вопросам о регулах (т. е. правилах.—А. К.) архитектуры, о расположении покоев и об укреплении фундаментов с ясными доказательствами явились весьма достойными награждения быть гезелями”. Решение вопроса задержалось, так как архитектор Д. В. Ухтомский представил к званию гезеля также двух своих учеников. В мае следующего года работы всех претендентов смотрел сам обер-архитектор Б. Растрелли, бывший тогда в Москве. Он особо отметил мастерство К. Бланка как искусного рисовальщика и “инвен-тора” (сочинителя) деталей. В августе Сенат утвердил всех четырех в звании гезеля, с жалованьем по 250 рублей в год.

Так закончились ученические годы Карла Бланка. Следует подчеркнуть, что до сих пор в литературе господствовало ошибочное мнение, будто К. Бланк был учеником Ухтомского. На самом деле он не имел никакого отношения к этому архитектору. Истоки мастерства он воспринял у своего отца и И. К. Коробова. Рационалистическая направленность творчества последнего, несомненно, повлияла на становление К. Бланка как мастера архитектуры раннего классицизма.

Бланк был направлен в команду Евлашева, который ведал строительством императорских дворцов. Это назначение принято, вероятно, под влиянием Растрелли, так как Евлашев был доверенным исполнителем всех его замыслов в Москве.

Как раз тогда Растрелли поручили восстановление шатра Воскресенского собора в Новоиерусалимском монастыре под Москвой. Обер-архитектор побывал на месте, ознакомился с проектом И. Ф. Мичурина по воссозданию собора, отверг его декоративную концепцию и набросал собственный эскиз внутреннего убранства шатра. Объем восстановительных работ был грандиозен, и, не желая забираться надолго в московское захолустье, Растрелли рекомендовал поручить руководство осуществлением декоративной части по его эскизу молодому, но очень приглянувшемуся ему гезелю Бланку.

По совершенно не зависящим от Бланка обстоятельствам восстановление храма было отложено на несколько лет, и тем временем

Евлашев подключил нового гезеля к расширению дворца в Братов-щине, перестройкам в Анненгофе и другим работам, в которых тот проявил мастерство и богатую выдумку.

Звание гезеля было первой ступенью самостоятельного творческого пути: теперь Бланк имел право предлагать собственные проекты, принимать частные заказы. О выдающемся таланте Бланка свидетельствует стремительная служебная карьера этого совсем еще молодого человека: в двадцать один год он становится гезелем, через несколько месяцев получает офицерский ранг поручика, в мае 1753г.— звание заархитектора, в марте 1754 г.—чин капитана, в конце этого же года — секунд-майора. Наконец, в апреле 1755 г. Бланку присваивают звание архитектора.

В 1756 г. началось восстановление шатра новоиерусалимского храма. Для облегчения конструкции его возвели из дерева, а не из камня. Внутри Бланк создал типичную декорацию середины XVIII века. Смелый молодой зодчий, ощутив самостоятельность, мало считался с эскизом Растрелли и предельно насытил интерьер собора архитектурными украшениями. Перегрузка самой разнообразной орнаментикой создала, по мнению И. Э. Грабаря, “впечатление несогласованного набора мотивов”. И все же, несмотря на дробность бесчисленных украшений, они производили впечатление своеобразной сказочной красоты, особенно благодаря яркому сочетанию белого и бирюзового цветов.

Законченный в 1759 г. Воскресенский собор стал местом паломничества. Все любовались невиданным богатством украшений, беспредельной фантазией архитектора. Бланк, и до того уже пользовавшийся известностью, сразу стал очень знаменит и был завален казенными и частными заказами.

Зодчий жил тогда на Рождественке (ныне улица Жданова) в собственном доме; по просьбе одного из своих вельможных соседей— графа И. Л. Воронцова — он приступил к сооружению для него усадебной церкви. Усадьба Воронцова занимала обширную территорию между Рождественкой, Кузнецким мостом и Петровкой.

Церковь Николы в Звонарях (ныне улица Жданова, 15) была построена Бланком в 1760—1762 гг. в традиционном для первой половины XVIII века типе “восьмерик на четверике”, но с обработкой декоративными формами середины того же столетия. На вытянутый по. оси север — юг прямоугольник основания поставлен высокий стройный восьмигранный барабан, завершенный красиво прорисованным куполом с фонариком, увенчанным небольшой главкой. Высокие арочные окна главного объема и барабана дополнены круглыми проемами второго света и люкарнами купола. Все это создает изящное разнообразие фасадного рисунка, однако при этом не теряются единство и компактность общей композиции.

Трапезная и колокольня появились позднее, в начале XIX века, когда усадьба Воронцова распалась и храм стал обычной приходской церковью.

Для того же Воронцова Бланк построил в подмосковной усадьбе Вороново Спасскую церковь. Барабан и купол ее отчасти напоминают храм Николы в Звонарях, но основной объем резко отличается. Сложной форме плана (квадрат с закругленными углами, портиками со всех четырех сторон, с разорванными фронтонами и крепован-пыми антаблементами) отвечает и многообразие декоративных украшений. Архитектура барокко проявляется здесь особенно выразительно. Несколько позднее Бланк построил в этой же усадьбе ряд зданий, из которых до настоящего времени уцелел Голландский домик — двухэтажное сооружение у пруда, стилизованное под голландское национальное зодчество, а по сути дела, типичное для романтического направления архитектуры классицизма, использовавшей элементы национальных приемов с целью оживления сухих канонов строгой классики.

Вслед за церковью Николы в Звонарях Бланк строит по заказу А. П. Бестужева-Рюмина храм Бориса и Глеба на Арбатской площади, плановая композиция которого отличалась ярко выраженными чертами барокко. В 1930-х годах в связи с реконструкцией Арбатской площади здание было снесено.

1760-е годы были наивысшим расцветом деятельности Бланка. Во время коронации Екатерины II он был представлен ей в качестве главного архитектора Москвы и с тех пор пользовался ее благоволением. По заказу императрицы зодчий создал проекты церквей Кира и Иоанна на Солянке (1764) и Екатерины Мученицы на Большой Ордынке (1765). Во второй половине 1760-х годов оба проекта были им осуществлены. Храм Кира и Иоанна не сохранился, а церковь Екатерины существует и поныне вместе с окружающими ее оградой и воротами, возведенными тогда же.

Заслугой К. И. Бланка, как и ряда его московских сотоварищей, является соединение классических общеевропейских основ архитектуры с исконно русскими традициями.

Большая часть церквей, построенных по проектам К. И. Бланка, отличается единой замкнутой формой, увенчанной большим куполом. Боковые части примыкают к центральному объему по направлениям стран света; образуется привычное крестообразное подкупольное пространство с четырьмя ветвями. Эти боковые части могут иметь прямые или закругленные углы, но они всегда тесно примыкают к центральному ядру и этим создают компактность общей композиции.

Крупнейшим сооружением, задуманным и частично осуществленным Бланком, является Воспитательный дом на набережной Москвы-реки близ Кремля. Воспитательный дом должен был представлять собой сложное, многофункциональное общественное сооружение, не имевшее в России прототипов. Поэтому перед архитектором встали многочисленные вопросы. Бланк тщательно разрабатывал не только архитектурную, но и функциональную сторону проекта.

Воспитательный дом, рассчитанный на 8 тысяч детей, должен был состоять из центрального четырехэтажного здания, увенчанного куполом, и двух боковых, квадратных в плане корпусов, охватывающих замкнутые дворы. Перед главным фасадом, выходящим на реку, предполагалось разбить регулярный партерный сад. Вокруг главных сооружений располагались дворы, обрамленные двухэтажными корпусами со складами, хозяйственными и жилыми помещениями для обслуживающего персонала. Проект не получил полного осуществления, но сохранилась гравюра, изображающая замысел Бланка.

Архитектура Воспитательного дома знаменует начало решительного поворота русского зодчества к новым для России того времени формам классицизма. В отличие от пышных декоративных приемов обработки зданий середины XVIII столетия стены Воспитательного дома обработаны, весьма скромно. Фасад здания разделен сильно подчеркнутыми горизонталями цокольного и венчающего карнизов. Несущая роль цоколя выделена рустовкой. Парадность верхнего яруса подчеркнута большей высотой этажей, изящными пропорциями окон и наличников. Центр парадного яруса предполагалось выделить портиком. Этими деталями, весьма скромными по сравнению с тем, что применяли Ухтомский и другие мастера барокко, ограничивается архитектурное убранство Воспитательного дома. Главная красота его проявляется в ясности объемной композиции и соразмерности пропорций.

Воспитательный дом должен был занять вдоль набережной Москвы-реки участок протяженностью почти 400 м. В 1770 г. питомцы Воспитательного дома переселились наконец из временных деревянных построек в законченный к тому времени западный квадратный корпус. Это было грандиозное по объему здание, отличавшееся ровной гладкостью однообразно желтых стен с четким ритмом окон, одинаковых на всех необычайно протяженных фасадах, сугубо подчеркнутой симметричностью и упорядоченностью всей композиции. Его архитектура произвела на современников впечатление некоторой отчужденности, замкнутости, холодности. Лишь зодчие следующего поколения, продолжавшие идти по пути классицизма, смогли убедить своих современников в неоспоримых достоинствах этого стиля архитектуры. Тогда и здание Воспитательного дома стадо заметной художественной вехой 1760-х годов.

Бланк смог возвести только западный и центральный корпуса. На завершение строительства не хватало средств. Лишь в советское время к зданию был пристроен восточный корпус; для него характерны значительное упрощение архитектуры фасадов и современная планировка помещений.

В 1760-х годах К. Бланк почитался в Москве за первого архитектора. Он удачно сочетал в своих работах привычную для московских заказчиков броскость отлично прорисованных деталей с некоторой, очень умеренной, новомодной сухостью стиля. И хотя во второй половине 1770-х годов положение Бланка в иерархии зодчих того времени изменилось — В. И. Баженов и М. Ф. Казаков стали получать все главные официальные заказы,— все же творчество его продолжало пользоваться успехом и он имел много частных заказов. Для одних он создавал проекты новых построек, для других — перестраивал уже существующие здания, придавая им более современный вид, для третьих — являлся своеобразным magister elegantiarum — консультантом по изяществу. Именно в этой роли выступал Бланк у известного магната П. Б. Шереметева, который ежегодно выплачивал зодчему 200 рублей.

Один из современных исследователей считает, что нет возможности указать конкретно на какое-либо сооружение, возведенное Бланком в Кускове, но вместе с тем большинство построек того времени в имении Шереметева возведено под художественным руководством этого архитектора.

Бланк справедливо почитался опытнейшим строителем, отчетливо знающим особенности московской строительной техники, и в качестве такового пользовался веским авторитетом даже после того, как перестал считаться законодателем архитектурной моды. Характерно, что именно Бланку поручали наблюдение за строительством крупнейших московских сооружений, возводимых по проектам других архитекторов. Так, он вел строительство здания Присутственных мест в Кремле (ныне здание Верховного Совета СССР), Екатерининского дворца (ныне здание Бронетанковой академии имени Маршала СССР Р. Я. Малиновского) и др.

Бланк скончался 26 октября 1793 г. на 66-м году жизни.

Воспитательный дом.

А.Ф. Крашенинников

из книги
Зодчие Москвы