Дмитриевский собор

В 1185 г. во Владимире случился большой пожар, повредивший Успенский собор Андрея Боголюбского. Надо было или ремонтировать его, или строить заново. Однако новый князь Всеволод Юрьевич поступил иначе: зодчие обстроили старый храм широкими галереями, заключив его в огромный каменный футляр (1185—1193 гг.). Стены андреевского собора частично разобрали, превратив их в столбы новой постройки, а над галереями возвели ещё четыре главы. Таким образом, собор стал пятиглавым и как бы ступенчатым: выше галерей, служивших усыпальницей владимирских князей и епископов, были видны своды центральной части, над боковыми куполами господствовала центральная могучая глава. Если собор Андрея высился над обрывом берега Клязьмы как прекрасное видение, то собор Всеволода напоминал могучий уступ горы. Он словно собирал вокруг себя растущий город, венчал его собой и осенял покровительством Богородицы.

Близ Успенского собора князь устроил новый княжеский двор, где решил поставить храм в честь своего покровителя Святого Дмитрия Солунского (1193—1197 гг.), потому что Всеволод носил христианское имя Дмитрий. Из далёкой Солуни, византийского города Фессалоники, принесли доску от гроба этого святого воина, ревностного защитника своего града. На этой доске написали храмовую икону Дмитриевского собора (накануне Куликовской битвы Дмитрий Донской перенёс святыню в Успенский собор Московского Кремля).

Придворный храм Всеволода не так строен, как церкви Андрея Боголюбского, но и не так приземист, как храмы его отца: он кажется золотой серединой между ними. Первоначально его обходили торжественные галереи, а у западного фасада высились две могучие лестничные башни (к сожалению, малосведущие реставраторы во времена Николая I приняли их за более поздние постройки и разобрали). А вот по богатству резного убранства он превосходит всё, что строилось до него не только во Владимирском княжестве, но, пожалуй, и во всей Руси. Вся верхняя часть стен храма, начиная со ставшего обязательным для владимиро-суздальского зодчества аркатурно-колончатого пояса, покрыта разнообразной резьбой. Её можно рассматривать часами как своеобразную энциклопедию: ангелы, птицы, звери, фантастические существа и растения сплошь покрывают стены между многослойными лопатками. Под арочками колончатого пояса стоят многочисленные святые, а в полях закомар расположены сюжетные сцены. Здесь тоже нашлось место для сюжета “Вознесение Александра Македонского”, а на другом фа саде появился — совсем неожиданно для русской традиции — портрет самого Всеволода с сыновьями; новорождённого сына князь держит на руках. Выбор этих сюжетов продиктован назначением собора — княжеского домового храма, а также желанием возвеличить его могущественного заказчика.

Гораздо менее понятна тематика сюжетов богатой каменной резьбы. Выдающийся исследователь владимиро-суздальского зодчества Н. Н. Воронин подсчитал, что разные звери на резьбе храма изображены двести сорок три раза, птицы — около двухсот пятидесяти раз, а львы сто двадцать пять раз. С ними соседствуют полуфигуры святых и всадники, а господствует над всем трижды повторённая (на разныз фасадах) фигура библейского песнопевца. Может быть, мастера хотели изобразить весь существующий мир, все живые творения прислушивающимися к Божественному слову? “Всякое дыхание да хвалит Господа” — так сказано в одном из псалмов Давида. А может, их вдохновил описанный в Библии образ Соломонова храма, который считался непревзойденной вершиной зодчества всех времен.