ЗДЕСЬ МЫ ЖИВЕМ. НАМ НРАВИТСЯ
Чем
хорош День города, так это тем, что
заставляет в вечной гонке, отягощенной
вдобавок профессиональными
обязанностями, «остановиться,
оглянуться». Мы огляделись только
вокруг родной редакции (адрес:
Потаповский переулок, 3). Рядом –
Мясницкая, Чистопрудный бульвар с
памятником Грибоедову, в соседнем
переулке – Меншикова башня, еще в одном
— забавный музей, за бульваром –
Харитоньевские переулки, а по дороге к «Китай-городу»
– Лучников переулок. Истории про
окрестности «Новой газеты» – наш
подарок к Дню города не только москвичам.
Потаповский переулок. От храма — к
зодчему
Справочник «Имена московских улиц»,
изданный «Московским рабочим» в 1979 году,
утверждает, что Потаповский переулок,
переименованный в 1922 году из Большого
Успенского переулка, находится между
Телеграфным переулком и улицей
Чернышевского. Это неправда.
Телеграфного переулка, равно как и улицы
имени революционера-демократа, теперь в
столице нет. Телеграфный переулок снова
Архангельский — по церкви Архангела
Гавриила, известной под названием
Меншикова башня. И улица Чернышевского
опять называется именем, которое она
носила с XVII века, — Покровка.
Потаповский переулок назван в честь талантливого русского крепостного зодчего Петра Потапова, построившего здесь в самом конце XVII века церковь Успения Божьей Матери. Старое название переулка происходит от этой же церкви. Это был один из величественнейших храмов в Москве.
Но социалистические «реконструкторы»
Москвы отнеслись к шедевру по-советски.
Справочник, изданный в социалистической
Москве, молчит о том, что творение
русского зодчего в 1936 году сровняли с
землей. Чахлый скверик на углу Покровки
и переулка и двухэтажный домик причта
самого невзрачного вида — вот все, что
осталось от всех тринадцати куполов
непостижимой легкости.
Мясницкая. Евпловка, Фроловка, Кировка
Мясницкая улица получила название
потому, что на ней жили мясники, которые
испоганили близлежащий пруд отходами
своего производства, отчего он и стал
называться Поганым. Если уж быть
скрупулезно точными, старинное
объединение людей этой специальности
называлось «Мясницкой сотней черных
людей» (черные сотни — это именно отсюда!).
Тогда это была еще не очень улица — на
местности стало вырисовываться нечто
вроде проезда, но и он был еще далек от
сегодняшней улицы. Мясницкой улица еще
не называлась: начальный кусок
именовали Евпловкой, а кусок,
примыкающий к Мясницким воротам, —
Фроловкой: все по церквам, которые на ней
стояли. А где мясники? Да всюду — ведь
церковь Флора и Лавра, в честь которой
улицу назвали Фроловкой, переставив
слоги, чтобы было удобнее языку, и
освящена-то была в честь этих святых
потому, что их считали покровителями
скота.
В начале XVIII века мясников на улице не осталось, зато вся она – от нынешнего начала и до теперешнего конца — стала Мясницкой. Улица стала боярской и чуть не сделалась главной улицей Москвы. Царской дорогой она, во всяком случае, стала — по ней из Кремля в Немецкую слободу частенько езживал царь Петр. Шлейф престижности тянулся по улице вплоть до революции. Она даже превратилась в начало московских начал: от почтамта отмеривали все дороги в России.
В отличие от мясников Сергей Миронович
Киров на улице не жил. Подросший мальчик
из Уржума трудился в советское время
преимущественно в Петрограде. Мясницкую
в эту пору попытались было назвать
Первомайской. Не удалось: население
проигнорировало эту попытку. 1 декабря
1934 года, если верить народной частушке, «Сталин
Кирова убил в коридорчике» и велел
похоронить в Кремлевской стене.
Траурная процессия прошла от
Ленинградского вокзала по Мясницкой,
что и позволило повторить попытку
переименования улицы. Это практически
удалось: даже Мясницкие ворота
переименовали в Кировские, что, по
свидетельству современников, очень
сердило Анну Ахматову, которая все никак
не могла взять в толк, какие такие у
Кирова в Москве могли быть ворота.
Одновременно с именем улицы пала
церковь Флора и Лавра. Церковь
архидиакона Евпла снесли еще раньше.
Меншикова башня. По заказу Светлейшего
Хорошо писателям! Берет человек в руки
книгу, и сразу знает, кто ее автор — на
обложке ж написано. Не то зодчие — лишь
самых великих из великих увековечили в
Москве на плохо читаемых невооруженным
глазом глухих черных табличках, и то в
самое последнее время. Строения в
Белокаменной издревле обозначали
именами заказчиков и хозяев. На храмы
этот обычай не распространялся: просто
церковь по определению поименована —
святым или праздником, в честь которого
ее освятили. И лишь одно, ровно одно есть
в нашем городе из этого правила
исключение. Мало кто знает храм
Архангела Гавриила, возведенный зодчим
Иваном Зарудным. Эту красивейшую
церковь вот уже почти три века называют
именем человека, который был заказчиком
строительства, — Александра Даниловича
Меншикова.
Поручик бомбардирской роты Преображенского полка, любимый птенец гнезда Петрова, вороватая, но верная рука Петра, до конца жизни оставшийся неграмотным, имел на Мясницкой огромную усадьбу. Вот в этой-то усадьбе и построил архитектор Зарудный храм при участии, как считают, итальянских и швейцарских зодчих, среди которых числят знаменитейшего Трезини, построившего весь петровский Петербург, включая Петропавловский собор. Более того, Петропавловский собор считают как раз потомком Меншиковой башни — стройной, изящной, нарядной, с завитками-волютами сбоку. В 1723 году в церковь ударила молния. И храм изрядно погорел. Восстановили его не скоро и не в прежнем виде: увенчали Меншикову башню винтообразным куполом.
В отличие от храма Василия Блаженного
Меншикова башня очень нравилась
искусствоведу академику Игорю Грабарю.
Поверим на слово специалисту. Почему на
слово, ведь храм, слава богу, уцелел?
Сохраниться-то он сохранился, и даже
службы в нем проводятся, да только
поглядеть на него издали, чтобы оценить
во всей красе и пышности лепнины, нет
никакой возможности, потому как со
стороны Архангельского переулка вид
перекрыт возведенной еще в начале XIX
века церковью Федора Стратилата,
которую, собственно, и строили как «теплый
храм» при церкви Архангела Гавриила —
чтобы не разориться зимой на отоплении
эдакой махины. А противоположный фасад
ограждает от любознательных глаз
высокий забор почтамта. Так что
фотографии, на которых храм изображен «в
полный рост», — все как есть
дореволюционные, на нынешних виднеются
разве что два верхних яруса. И то
набегаешься, пока найдешь, откуда снять:
за прошедшие века Москва подросла, и
доходные и бездоходные здания заслонили
Меншиковы претензии на господство над
окружающей местностью. Дома — они, как
люди: и акселерации подвержены, и всегда
найдется тот, кто выше.
Ольга
ДЕРКАЧ, Владислав
БЫКОВ
"Новая газета" от 02.09.2002
Материал взят с сайта novayagazeta.ru