Орнаментация русских колоколов XVI— начала XIX в. из коллекции Гос. Музеев Московского кремля

В Гос. Музеях Московского кремля находятся 32 колокола. Только 5 из них отлиты западноевропейскими мастерами. Из 27 русских колоколов XVI—XIX вв. большинство было отлита в Москве, специально для колокольни Ивана Великого и кремлевской звонницы. Об этом свидетельствуют надписи на колоколах. Поскольку в XVI—XVII вв. Московский кремль был политическим центром Руси, то для его колокольни, бывшей в то время символом величия Москвы и русского государства, отливались наиболее крупные колокола лучшими литейщиками. Достаточно сказать, что из сохранившихся до наших дней колоколов кремля 14 имеют вес свыше 3 тонн. Среди них такие гиганты как “Царь-колокол” (200 т), “Успенский” (около 65 т), “Реут” (около 32 т), “Великопостный” (13т).

Почти все русские колокола кремлевской коллекции богато орнаментированы, имеют пространные надписи, в которых нередко указано имя мастера и время создания колокола.

Художественное оформление колоколов — малоисследованная тема в декоративно-прикладном искусстве. Никогда специально не рассматривался декор кремлевских памятников, за исключением “Царь-колокола”, хотя их значимость велика. Настоящая работа — первый шаг в изучении темы, не претендующий на ее исчерпывающее раскрытие.

Самые ранние колокола в кремлевской коллекции датируются второй половиной XVI в. Время оказалось безжалостным к памятникам этого периода, сохранив до наших дней только три произведения. Они не принадлежат к числу наиболее крупных колоколов, отлитых в XVI в. Уже в то время московский Пушечный двор славился первоклассными литейщиками. Возможно, что сохранившиеся колокола и не самые характерные по своему декоративному оформлению. Два из них отлил в 1554 и 1559 гг. псковский мастер Нестер Иванов, третий колокол датирован 1589 г.— без указания имени литейщика. Основным украшением этих колоколов является надпись, расположенная поясами. На колоколах Нестера Иванова она занимает верхнюю часть колокола; не уместившись в одном поясе, ограниченном валиками, спускается ниже. Буквы рельефные, с округлой поверхностью в виде валика, неровны по высоте и порой косо поставлены. Возможно, что размещение надписи не было спланировано с учетом художественного впечатления, а моделировка букв непрофессиональна. Вероятнее всего, над надписью работал сам литейщик. Колокола Нестера Иванова нельзя назвать нарядными. Их облик строг и даже суров. Тем не менее они красивы своей формой и подчеркнутой простотой оформления.

Один из самых маленьких колоколов кремля: (5 пудов '), колокол 1589 г. производит иное впечатление. В его оформлении чувствуется определенная тщательность. Как явствует из надписи, это вклад некоего Лариона Мартемьянова сына в церковь Покрова Богородицы и Михаила Архангела. Надпись расположена в верхней и нижней частях колокола ровными поясами. Ее буквы — рельефные, уплощенные, одинаковые по высоте. Небольшой участок в середине надписи нижнего пояса (на валу) заполнен рельефным несложным орнаментом в виде вьющегося стебля. Однако надпись не поместилась полностью в этом ряду, и ее конец вынесен выше вместе с изображением Голгофского креста. Возникает вопрос, почему мастер не пожертвовал частью орнамента с тем, чтобы надпись целиком была в одном ряду или не уплотнил ее? Возобладало ли здесь стремление к нарядности или литейщик имел готовые формы для букв и орнамента?

XVII столетие представлено значительно большим количеством произведений. Из них 13 колоколов датируются по надписям, 4 можно отнести к этому времени по аналогиям. Москва и Московский кремль в XVII в. играли исключительную роль в художественной жизни Руси. Для работы в столице привлекались лучшие мастера и художники разных специальностей. Здесь происходил обмен достижениями в ремесле и творчестве, создавались свои школы в различных областях искусства. На XVII век приходится расцвет колокололитейного дела. Известны имена многих мастеров, лучшие из которых отливали колокола для кремля. Сейчас в коллекции хранятся колокола работы Андрея Чехова, Федора Моторина, Филиппа Андреева, Василия и Якова Леонтьевых. К сожалению, не сохранились выдающиеся отливки Александра Григорьева и Емельяна Данилова.

Каждый из сохранившихся колоколов по-своему прекрасен. Русские литейщики удивительно тонко чувствовали красоту формы, подчеркивали ее профильной проработкой и орнаментацией. Стремление к декоративности, узорочью — характерная черта русского искусства XVII в., и она нашла отражение в оформлении колоколов. Сама форма колокола располагала к поясной, ярусной декорировке, тем более что с раннего времени главное место в его оформлении занимала надпись. Для русских колоколов, в сравнении с западноевропейскими, характерны пространные тексты, и в XVII столетии эта черта развивается. На колоколах XVII в. надписи расположены в центре декоративного фриза, опоясывающего верхнюю часть колокола, и внизу — на валу. Они являются неотъемлемой частью общего декора и в большинстве случаев выполнены красивыми по рисунку буквами, с применением вязи.

Украшение надписями, подчас выполняющими самостоятельную художественную задачу, было свойственно русским мастерам разных специальностей  с ранних времен, и в XVII в. эта традиция не угасла. Особенно ее поддерживали ювелиры. Имея дело с драгоценными материалами и создавая дорогие вещи, они нередко в надписях увековечивали имена владельцев или вкладчиков. Сохранилось немало посуды, предметов религиозного культа, осветительных приборов XVII в., где искусно выполненные чеканкой, гравировкой, чернью надписи органично включены в художественный замысел произведения.

Рассматривая орнаментальные мотивы кремлевских колоколов первой половины XVII в., нетрудно заметить, что среди них преобладают растительные узоры, стилизованные в большей или меньшей степени. На колоколах ритмично повторяется раппорт узора с вьющимся в волнообразных изгибах стеблем, или имеется кайма с узорным краем из мелких трилистников, свисающих с тонких дугообразных стебельков. Разделителями в текстах надписей служат разнообразные по рисунку розетки.

Колокола первой половины XVII в. оформлены сдержанно, но лучшие из них отмечены изысканностью, присущей произведениям московской работы конца XVI — начала XVII в.

Бесспорно, самый выдающийся памятник колокололитейного дела первой половины XVII в.— “Реут”. Он был отлит Андреем Чеховым в 1622 г. Это один из грандиозных колоколов, дошедших до наших дней, весом в 2000 пудов. И один из самых красивых, где благородство формы колокола подчеркнуто сдержанным, но тщательно продуманным декором. Верхняя часть “Реута” украшена фризом из четырех поясов. В двух средних размещена рельефная надпись о создании колокола. Под надписью — орнаментальная кайма из переплетающихся вьющихся стеблей с усиками. Линии узора легки и непринужденны. Над надписью — дугообразный орнамент с трилистниками, выполненный в высоком рельефе и контрастирующий простотой рисунка с узором нижнего пояса. Такой же орнамент украшает и нижнюю часть колокола. Расположенная на валу надпись с именем Чехова коротка и не преследует цели дополнительно украсить колокол.

В оформлении “Реута” присутствует художественный замысел профессионала, воплощенный с незаурядным мастерством. Принадлежит ли этот замысел А. Чехову? На отлитых им артиллерийских орудиях такая орнаментация не встречается; возможно, она была на несохранившихся. Несколько ранее, в 1621 г. Андреем Чеховым и Игнатием Максимовым был отлит колокол “Глухой”, на котором есть аналогичный орнамент с трилистниками.

К 1621 г. относится и сравнительно небольшой, высотой 88 см, колокол, не имеющий в надписи имени мастера. Его форма, рисунок надписи, орнамент с трилистником аналогичны колоколу 1621 г. работы Андрея Чехова и Игнатия Максимова, хотя качество отливки хуже. Все же подобное сходство наводит на мысль, что это работа тех же самых мастеров .

Два колокола 1640-х годов отличаются от колоколов А. Чохова и И. Максимова как своими формами, так и орнаментацией. Главным элементом их декора по-прежнему остается надпись, расположенная в центре фриза на верхней части и на валу. Однако характер написания букв здесь более изысканный и сложный, чувствуется их продуманная компоновка в каждом слове. Орнамент лишь подчеркивает красоту надписей. На колоколе “Слободском” 1641 г.— это две узкие полоски с мелким узором вьющегося стебля и несколько розеток, по рисунку напоминающих турецкие золотые и серебряные запоны, какие в немалом количестве привозились на Русь в те времена.

колокол 1647 г.Московский кремль

Края декоративного фриза на колоколе 1647 г. похожи на легкое кружево. Верхний и нижний пояс здесь идентичны. Узор образован тонкими рельефными линиями, составляющими ряд дужек-стеблей с ажурными трилистниками внутри и на соединенных концах Аналогичный орнамент украшает и маленький колокол, вложенный стольником Андреем Григорьевичем Ляпуновым в церковь села Троицкого в 1697 г. Надпись на этом колоколе резная, так что его могли отлить несколько ранее. По-видимому, подобный орнамент не был редкостью на колоколах XVII в. Он встречается на колоколах 1641 и 1648 гг. из собрания музея “Коломенское”, а также еще на двух небольших колоколах в кремле, не имеющих надписей. Думается, что эти колокола также можно датировать XVII в.

На оформлении колоколов второй половины XVII в., которых в собрании Музеев кремля — 7, сказались тенденции, характерные для русского искусства этого периода. Колокола стали наряднее, хотя схема расположения декора осталась прежней. Увеличилась ширина декоративного фриза, он спустился ближе к средней части колокола. Растительные мотивы по-прежнему занимают ведущее место в орнаменте, однако они видоизменяются, вьющийся стебель все чаще закручивается в спираль, появляются цветы, цветочные розетки, край фриза с одной или же с обеих сторон нередко оформляется стилизованным узором, в котором элементы растительного характера переходят в барочные волютообразные завитки, образуя арабесковые клейма сложной формы. Иногда у валиков, выделяющих пояса фриза, появляется жемчужник — ряд рельефных бусин-перлов. Если на кремлевских колоколах более раннего времени, кроме узоров и надписей, можно видеть лишь изображение Голгофского креста, то во второй половине XVII в. этот ряд несколько разнообразнее — херувимы, львы, фантастические персонажи в коронах. Все эти изображения занимают значительное место в общем декоре.

Федор Моторин Колокол "Даниловский" 1679 г.

В коллекции — 5 подписных колоколов, в том числе два Федора Моторина и два Филиппа Андреева. Для рассмотрения вопроса об авторстве декора любопытно сравнить колокола Ф. Моторина “Даниловский” (1678 г.) и “Новый” (1679 г.). Они почти одинаковы по размерам и форме, на обоих колоколах — стилизованный арабесковый узор, жемчужник, надписи. На “Даниловском” колоколе под надписью изображения (одинаковые) шестикрылых херувимов и серафимов с соответствующими надписями, которые образуют узкий декоративный пояс, объединяющий весь фриз в законченную композицию. Моделировка изображений не отличается богатством пластики, зато линии рисунка уверенны и непринужденны.

Оба колокола красивы по форме, нарядны в своем декоративном убранстве, выполненном с большим художественным вкусом. Однако, несмотря на наличие идентичных мотивов в декоре, в целом он индивидуален у каждого колокола, и его решение может принадлежать разным художникам.

Непохожи между собой и два колокола работы Филиппа Андреева, хотя были отлиты в один день — 25 марта 1687 г. Они различны как по величине, так и по оформлению.

Филипп Андреев "Ростовский" колокол 1687 г.

"Ростовский" колокол 1687 г.Фрагменты

Двухсотпудовый колокол “Ростовский” украшен пространной надписью, занимающей два ряда фриза и вал, в верхней части фриза — изображения шестикрылых херувимов, а в нижней — фантастических крылатых существ с человеческими ликами, в коронах, с птичьим туловищем, лапами и хвостом в виде кисти ламбрекена. Декоративный строй оформления колокола отличается продуманностью, акцептирована надпись, выполненная в высоком рельефе, со строгим рисунком букв, в котором подчеркнуты вертикальные элементы. Стремление усилить вертикали заметно и в четком соответствии друг другу изображений херувимов и фантастических существ, где на одной линии находятся самые рельефные детали — лики и кисти.

По-другому оформлен меньший колокол. Он имеет более компактную форму, здесь художника не заботят вертикали, поэтому орнаментальные изображения — херувимы и изящный растительный узор — расположены свободно, подчиняясь иному замыслу. Надпись идет лишь по валу колокола. Буквы подчеркнуто декоративны и отличаются по написанию от букв в надписи на “Ростовском” колоколе. К сожалению, отливка этого колокола не совсем удалась Филиппу Андрееву, декор нечеток, с натеками металла. Это не позволяет в полной мере оценить бесспорно большие художественные достоинства этого произведения.

Различия в художественном оформлении двух колоколов одного мастера наводят на мысль о том, что модели их декоративного убранства были созданы разными художниками или. один художник-профессионал по-разному подошел к оформлению, найдя для каждого произведения оригинальное творческое решение. Был ли литейщик Филипп Андреев также и одаренным художником, неизвестно. Отлитые им для ростовской звонницы большие колокола “Полиелейный” (1683 г.) и “Лебедь” (1682 г.) не имеют рельефных украшений. Н. И. Оловянишников считает, что это вызвано заботой о благозвучии .

Любопытно, что изображения фантастических персонажей в коронах встречаются еще на одном колоколе из кремлевской коллекции, не имеющем надписи. Однако существенные различия в моделировке не позволяют отнести этот колокол к кругу Филиппа Андреева, хотя наиболее вероятное время его создания — вторая половина XVII в.

Своеобразием орнаментального декора отличается колокол “Широкий”, отлитый в 1679 г. Василием и Яковом Леонтьевыми. Рисунок стилизованного растительного узора и розеток на нем образован тонкими линиями с едва ощутимым рельефом и напоминает скань. В общем декоративном решении главная роль отведена надписи, занимающей два ряда в верхней части колокола и вал. Высокорельефные буквы четкие, слова отделены друг от друга точками, выносных букв мало.

Известно, что Василии и Яков Леонтьевы работали в Новгороде. В 1677 г. они вместе с братом Федором отлили 300-пудовый колокол для колокольни Софийского собора.

Василий был учеником знаменитого московского литейщика Александра Григорьева, Яков учился у Федора Зуба и Ивана Харитонова

Работа неизвестного мастера — колокол “Марьинский”, отлитый в 1668 г. для церкви Марии Египетской в память боярина Бориса Ивановича Морозова. Верхняя часть колокола украшена широким рельефным фризом из четырех поясов, в одном из которых надпись с плотно прижатыми друг к другу буквами, а три других заполнены разнообразным орнаментом — спиралевидные стебли, маскароны в виде львиных морд с кольцом в пасти, жемчужник, стилизованные растительные побеги с волютообразными завитками. Пластическая моделировка декора отмечена тонкой разработкой рельефа (в целом невысокого), свободным рисунком. Безусловно, что столь сложное и пышное убранство колокола мог создать лишь хороший художник-орнаменталист.

Сложившиеся к концу XVII в. принципы художественного оформления колоколов были восприняты художниками первой половины XVIII в. По-прежнему доминирует фризовое расположение декора, сочетающего надпись и орнамент, используются старые орнаментальные мотивы — растительные побеги и стебли с цветами, львиные маски, розетки, завитки, жемчужник. Однако декор более насыщен, в нем больше мотивов, характерных для искусства барокко, при моделировке чаще используется высокий рельеф. Эти тенденции хорошо видны на примере двух колоколов работы выдающегося литейщика Ивана Федоровича Моторина — “Великопостном” (1704 г.) и “Набатном” (1714 г.).

Оба колокола отличаются совершенством форм и тщательно продуманным декором. Их украшают надписи, традиционно расположенные в верхней части и на валу. Буквы надписей очень четкие, рельефные. Примечательно, что на “Набатном” колоколе они как бы опираются на нижний валик пояса, в котором находятся, а над ними оставлено значительное пространство, куда свободно вписаны редкие выносные буквы. На более ранних колоколах обычно между нижним валиком и надписью оставлялся зазор. Сходство между обоими колоколами увеличивается благодаря единому принципу оформления верхнего пояса фриза, который представляет собой ряд сердцевидных клейм, образованных растительными побегами и завитками.

Однако их узоры различны, как и узоры нижних поясов фриза, где присутствуют изображения ангельских ликов с крыльями. На “Великопостном” колоколе эти лики дополнены изображениями расходящихся рогов изобилия. Моделировка декора этого колокола отличается необычайным пластическим богатством — от низкого рельефа тонко проработанных сердцевидных клейм до горельефов ангельских ликов. Сложный рисунок их крыльев и рогов изобилия имеет множество рельефных переходов. Такое владение рельефом не встречается ни на одном колоколе XVII в. из кремлевского собрания, что наводит на мысль об участии скульптора или художника в создании моделей для декора “Великопостного” колокола.

Великолепно художественное оформление и “Набатного” колокола, в котором сочетаются несколько стилизованных декоративных мотивов. Это спирально закручивающиеся стебли, среди которых помещены крылатые маски львов, где крылья напоминают растительные побеги. Вид стилизованных стеблей приобрели и рога изобилия, отходящие попарно вниз от львиных масок. Широко распростертые крылья ангельских ликов имеют подчеркнутый контур внешнего края в виде барочных завитков.

Один из самых излюбленных орнаментальных мотивов в русском искусстве второй половины XVII — начала XVIII в.— связки плодов — трактованы как подвески к изображениям ангельских ликов. В оформлении колоколов это сочетание не ново. Подобные изображения есть на колоколе 1675 г. работы Федора Моторина (музей “Коломенское”). Это пример долголетия раз найденного удачного художественного решения, повторившегося и в декоре “Новгородского” колокола 1730 г.

Этот колокол по своему оформлению очень близок “Набатному”, был перелит Иваном Моторцным из колокола 1556 г. Софийского собора в Новгороде. В настоящее время нет возможности прочитать те части надписи, которые находятся на обращенной к Соборной площади стороне колокола.

Декоративное убранство колокола отличается особой пышностью. Здесь явно отдано предпочтение не надписи, а орнаментации, хотя помещенная на колоколе летопись очень пространна, она занимает два пояса в верхней части и вал. Орнаменту отведены три пояса. В верхнем — сильно стилизованные растительные мотивы, образующие как бы фестончатый край фриза, под надписью — закручивающиеся тонкие стебли с фигурными листьями и крупными цветами, напоминающими тюльпаны и гвоздики.

Разработка этого орнамента близка серебряным изделиям первой трети XVIII в. Самый нижний пояс фриза, как и на “Набатном”, образован изображениями ангельских ликов с длинными распластанными крыльями и связками плодов.

Интересно, что помимо орнамента в декор колокола введены и другие изображения. Это композиции “Распятие” с двумя предстоящими в верхней части фриза в киотообразном клейме, и “Успение Богоматери” в барочном картуше в нижней части декоративного фриза. Среди растительного орнамента над ангелами четырехкратно повторяются изображения бухты с Петропавловской крепостью, обрамленные картушем-свитком, который поддерживают с двух сторон апостолы Петр и Павел. Их поясные изображения снабжены надписями с именами. Эти композиции выполнены в низком рельефе и напоминают гравюрные листы. Упоминаний в литературе о наличии на колоколах XVIII в. и ранее пейзажных композиций мне не встречалось. Возможно, в этом плане оформление “Новгородского” колокола явилось новым словом. Украшение колоколов культовыми изображениями известно с XIII в. Оценить художественные достоинства композиций этого колокола не представляется возможным по причине, отмеченной выше в связи с надписью. Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что оформление этого колокола и двух колоколов 1704 и 1714 гг. И. Моторина отмечено высочайшим профессионализмом. Думается, что и эти колокола — итог совместной работы литейщика и художника.

Семен Можжухин 1775 г.

Еще два колокола кремля были отлиты в 1775 г. Семеном Гавриловым сыном Можжухиным. Они идентичны по форме и оформлению: в верхнем поясе фриза — изображения шестикрылых херувимов, под ними два ряда надписи, в самом низу фриза — стилизованный растительный орнамент в виде сердцевидных клейм. На валу — пояс с надписью.

В 1770-е годы в московском декоративном искусстве сосуществовали рококо п классицизм. Влияние рококо в декоре колоколов С. Можжухина не ощутимо. Скорее здесь можно почувствовать влияние классицизма в четком шрифте надписей, где каждое слово отстоит от соседнего, с минимумом выносных букв, в предельной четкости орнаментики. Здесь нет заботы о пластической разработке, рельеф не отличается богатством, зато рисунок предельно ясен и строг. При сравнении изображений херувимов на этих колоколах и на колоколах работы Филиппа Андреева или Федора Моторина сдержанность и суховатость первых очевидна. Находящаяся в средней части фриза в киотообразном клейме композиция “Распятия” с двумя предстоящими выполнена в низком рельефе с плоскостной моделировкой.

Семен Гаврилович Можжухин был московским купцом, имел литейный завод, где, в частности, в 1757—1758' гг. была отлита большая группа колоколов для петербургского Морского Богоявленского монастыря.

Принципиально иной подход к оформлению мы видим на “Царь-колоколе”, отлитом Иваном и Михаилом Моториными в 1735 г. Здесь уже иная схема расположения декора 9. При традиционной ясности, пояса с орнаментами и изображениями не сохраняют прежнюю четкость построения, их разрывают портретные и другие изображения. Однако при этом соблюдается определенный ритм в организации общего декора колокола, совсем иное место отведено надписям, помещенным в большие картуши, они несут не столько декоративную нагрузку, сколько информационную. Первое место в общем строе декора колокола отведено скульптуре. И это закономерно, принимая во внимание то, что работал над ним скульптор. Это Федор Медведев, получивший специальное образование в Италии как петровский пенсионер. Его учителем был венецианский скульптор Пьетро Баратта .

Главные акценты в изобразительном ряду “Царь-колокола” портреты царя Алексея Михайловича и императрицы Анны Ивановны. Они изображены в рост на противоположных сторонах средней части колокола. Это характерные образцы русского парадного портрета первой половины XVII в. При их создании Ф. Медведев, вероятно, пользовался гравюрами, в частности листом 1731 г. с портретом императрицы, созданным А. X. Вортманом с оригинала Л. Каравака. Моделируя эти две фигуры, скульптор учитывает размеры колокола. Головы царственных особ решены в горельефе, а их одежды — в барельефе, имеющем мягкую пластическую разработку. Выражение лица Алексея Михайловича исполнено благости, как будто, бы он возносит молитву. Лицу Анны приданы черты величавого спокойствия. .Значительность портретных изображений подчеркнута помещенными над ними горельефными иконами, скомпонованными по три.

В центре каждой группы — погрудное, не лишенное своеобразия изображение Христа. В его лице нет иконописной утонченности и аристократизма, черты несколько грубоваты,: с выступающими скулами, широким носом и пухлыми губами. В живописной манере выполнены свободно спускающиеся пряди волос. Изображение притягательно реалистическими чертами, внутренней наполненностью образа. Здесь чувствуется скорее влияние русской народной деревянной скульптуры, чем западноевропейской пластики или столичной иконописи. Обращает на себя внимание и то, что Христос изображен с “державой” — вариант не часто встречающийся в русском искусстве первой половины XVIII в.

Стремление к реалистическим чертам заметно и в несколько одутловатом лице пророчицы Анны. Оно привлекает естественностью выражения, исполненного спокойной задумчивости. Этот образ более других наделен конкретностью, в нем видится женщина, прожившая нелегкую жизнь. индивидуальны и остальные изображения святых — Марии, апостола Петра, Иоанна Предтечи, для каждого скульптор нашел выразительные приемы при моделировке. Этим образам присуща определенная внутренняя напряженность, свойственная искусству барокко.

В декор, обрамляющий медальоны с изображениями святых, включены головки ангелов. Одни из них полны экспрессии, их глаза широко открыты, взгляд устремлен вдаль, другие более спокойны. Фигуры ангелов-путти в стремительном движении поддерживают гирлянды, на которых как бы висят огромные картуши с пространными текстами — летописью о создании колокола. С беспокойными путти контрастируют ангелы-юноши, сидящие в полной отрешенности у гирлянд под орнаментальным фризом. Скульптор выполнил все эти фигуры в невысоком рельефе, тем самым оттенив главные изображения.

Великолепно и орнаментальное убранство “Царь-колокола”. Узоры покрывают его верхнюю часть (“плечи”), располагаются фризом в ряду с иконами, украшают вал и свободное пространство над ним. образуя декоративный позем. Это растительные мотивы, скомпонованные в прихотливые арабески, гирлянды, розетки. В целом декоративное убранство “Царь-колокола” — образец искусства барокко, в котором нашли отражение тенденции русского изобразительного искусства первой половины XVIII в. и итальянская выучка скульптора. Выдающийся памятник отечественного литья является одновременно и замечательным произведением скульптуры.

Скульптурный принцип оформления колоколов нашел своих последователей. На колоколах XVIII—XIX в. стали нередкими изображения святых и композиций на религиозные сюжеты. Они встречались и в XVII в., но были скорее исключением из правил, так же как и портретные изображения. В 1817 г. на заводе Михаила Богданова мастерами Яковом Завьяловым и Русиновым был отлит гигантский “Успенский” колокол (4000 пудов), в художественном решении которого получила развитие скульптурная линия декорировки. Среднюю часть колокола украшают 6 медальонов-картушей с погрудными портретами императора Александра I, его жены, матери и великих князей. Они значительны по размерам, выполнены в горельефе, а характер их моделировки не оставляет сомнений в том, что это работа скульптора-профессионала, имя которого еще предстоит выявить. Над портретами в медальонах, поясные барельефные изображения благословляющего Христа, Богоматери, Иоанна Предтечи, “Успения Богоматери” и митрополитов Петра и Алексея. На нижней части колокола — расположенная в пять рядов надпись. Как видим, прежняя схема размещения декора претерпела существенные изменения, так же, как его характер. Безусловно, на оформлении “Успенского” колокола отразился и стиль эпохи — поздний классицизм. Этот интереснейший памятник еще ждет исследователей.

Высокий уровень выполнения декора больших колоколов кремля позволяет говорить об участии в его создании художников-профессионалов. Привлечение их к такой работе подтверждается документальными сведениями о некоторых колоколах разного времени: колокола 1664 и 1666 гг. из Новоиерусалимского монастыря   оформляли архитектор Петр Заборский и график Паисий. “Царь-колокол” Московского кремля — скульптор Федор Медведев с “пьедесталь-ными>> мастерами Василием Кобылевым, Петром Галкиным, Петром Кохтевым, Петром Серебряковым, “Царь-колокол” 1746 г. из Троице-Сергиевой лавры — живописец Луи Ка-равак.

И.Д. Костина

смотрите также:

Материал взят с сайта kolokola.ru